Зимняя луна [= Ад в наследство ] - Дин Кунц

* * *

Испанский двухэтажный дом Брайсонов был в Валлей, с краю Бурбанка, на улице со счастливым номером 777, где на обочине росли платаны. Ветки этих больших деревьев без листьев придавали им вид какого-то паукообразного, устремленного в грязное желто-черное ночное небо, которое было слишком полно окружающим светом от городского движения, вместо того чтобы быть совершенно чернильным. Машины столпились на дороге и на тротуаре перед 777-ой, включая одну черно-белую.

Дом был полой родственниками и друзьями Брайсонов. Несколько бывших и большая часть нынешних полицейских в форме или гражданской одежде. Черные испанцы, белые и азиаты собрались в одну компанию, чтобы опереться друг на друга, так как они редко казались способны сойтись в большом обществе.

Хитер почувствовала себя будто дома, когда пересекла порог: здесь было настолько безопасней, чем во внешнем мире. Проходя через гостиную и столовую, где разыскивала Альму, она несколько раз остановилась, чтобы быстро переговорить со старыми друзьями, - и обнаружила, что сообщение об улучшении состояния Джека уже получено по внутренней связи.

Более резко, чем когда-либо, она осознала, насколько сильно свыклась с мыслью о себе как о части семьи полицейских, а не жительнице Лос-Анджелеса или Калифорнии. Это не всегда было так. Но слишком сложно поддерживать духовную связь с городом, погруженным в наркотики и порнографию, который раскалывает насилие банд, и разъедает голливудский цинизм, которым управляют политиканы, ровно настолько продажные и демагогичные, насколько некомпетентные. Разрушительные силы общества раздирали город - и страну - на кланы, и даже если она чувствовала себя уютно в полицейской семье, то понимала опасность соскальзывания в мировосприятие сквозь очки "мы-против-них".

Альма на кухне с сестрой Фэй и двумя другими женщинами была занята кулинарной беседой. Резали овощи, очищали фрукты, терли сыр. Альма раскатывала тесто для пирога на мраморной плите, и трудилась над ним с большим вдохновением. Кухня пропиталась вкусными ароматами готовящихся пирожных.

Когда Хитер коснулась плеча Альмы, та оторвала взгляд от теста, и ее глаза были так же пусты, как у манекена. Затем она мигнула и вытерла свои покрытые мукой руки о фартук.

- Хитер, тебе не стоило приходить - тебе надо быть с Джеком.

Они обнялись, и Хитер сказала:

- Хотела бы я, чтобы было что-нибудь, что можно сделать, Альма.

- И я тоже, девочка. И я тоже.

Они прижались друг к дружке.

- Что это за кулинария у тебя?

- Мы собираемся устроить завтра похороны. Никаких отсрочек. С этим тяжко приходится. Много родственников и друзей будут на панихиде. Надо покормить их.

- Другие сделают все за тебя.

- Я лучше обойдусь сама, - сказала Альма, - что - еще я могу делать? Сидеть и думать? Уверена, что не хочу думать. Если ничего не делать руками, позволить занять себя мыслями, тогда я просто с ума сойду. Ты понимаешь, что я имею в виду?

Хитер кивнула.

- Да, понимаю.

- Говорили, - сказала Альма, - что Джек должен пробыть в больнице, затем в реабилитационном центре, может быть, несколько месяцев, а ты и Тоби будете одни. Ты готова к этому?

- Мы будем видеться с ним каждый день. Мы будем там вместе.

- Это не то, о чем я говорю.

- Ну, я знаю, что будет одиноко, но...

- И это не то. Хорошо, я хочу показать тебе кое-что.

Хитер прошла за ней в большую спальню; и Альма закрыла дверь.

- Лютер всегда волновался о том, что будет со мной одной, если с ним что-то произойдет, поэтому он все сделал, чтобы знать точно: я смогу о себе позаботиться.

Сидя на скамейке, Хитер с изумлением наблюдала, как Альма вытаскивает кучу оружия из тайника. Она достала дробовик с пистолетной рукоятью из-под кровати.

- Это лучшее оружие для защиты дома, которое можно достать. Двенадцатизарядное. Достаточно мощное, чтобы свалить какого-нибудь кретина на пентахлорфеноле, который воображает, что он супермен. Тебе не нужно уметь хорошо целиться, просто направить и нажать на курок, и он попадет в разброс дроби. - Она поместила дробовик на бежевую ткань покрывала. Из глубины стенного шкафа Альма вытащила тяжелую зловещую винтовку с дымовыпускающим дулом, оптическим прицелом и большим магазином.

- "Геклер и Кох НК-91", штурмовая винтовка, - сказала она. - Теперь ее нельзя купить в Калифорнии так просто. - Она положила винтовку на кровать рядом с дробовиком. Затем открыла тумбочку ночного столика и вытянула оттуда громадный пистолет. - "Браунинг" девятимиллиметровый, полуавтоматический. Есть еще один, похожий, в другой тумбочке.

Хитер произнесла:

- Боже мой, да у тебя здесь целый арсенал!

- Просто разные стволы для разных целей.

Альма Брайсон была пяти футов восьми дюймов ростом, но, без сомнения, амазонкой: привлекательная, гибкая, с нежными чертами, лебединой шеей и запястьями почти такими же тонкими, как у десятилетней девочки. Ее худые, изящные руки казались просто неспособными управляться с некоторыми видами тяжелого вооружения, которым обладала; но, с другой стороны, было очевидно, что она мастерски обращается с любым из них.

Поднявшись со скамеечки, Хитер заметила:

- Я могу понять - иметь ручное оружие для самозащиты, может быть, даже такой дробовик. Но штурмовая винтовка?

Поглядев на "Геклер-Коха", Альма сказала:

- Как раз то, что нужно, чтобы попасть с трех выстрелов на ста ярдах в полудюймовый кружок. Стреляет патронами NATO 7.62, и настолько мощно, что может пробить дерево, кирпичную стену, даже машину, и все-таки достать того парня, который прячется с другой стороны. Очень надежна. Можешь стрелять сотни раз, пока не накалится так, что не прикоснешься, и все-таки она будет вполне пригодна, когда остынет. Я думаю, тебе стоит приобрести такую, Хитер. Ты должна быть готова.

У Хитер было чувство, что она устремилась за белым кроликом в колодец и попала в странный, темный мир.

- Готова к чему?

Нежное лицо Альмы окаменело, а голос стал напряженным от гнева:

- Лютер видел, что так случиться, еще год назад. Говорил, что политики сносят по кирпичику цивилизацию, которую строили тысячелетиями, а сами ничего взамен не возводят.

- Довольно верно, но...

- Он говорил, что полицейские должны держаться все вместе, когда начнется кризис, но тогда полицейских так часто ругали и изображали неотесанными грубиянами, что теперь никто не будет уважать их достаточно для того, чтобы позволить им держаться вместе.

Для Альмы ярость была укрытием от тоски; Она могла сдержать слезы только гневом.

Хотя Хитер забеспокоилась, что метод совладания со своими чувствами у подруги не такой уж здоровый, но не смогла придумать ничего взамен. Сочувствие здесь не подходило. Альма и Лютер были женаты шестнадцать лет и все посвящали друг другу. Так как они не могли иметь детей, то были очень близки. Хитер могла только представить боль Альмы. Этот мир тяжел. Настоящую любовь, истинную и глубокую, было нелегко отыскать даже однажды. Почти невозможно найти ее во второй раз. Альма должна испытывать чувство, что лучшее время ее жизни прошло, хотя ей было только тридцать восемь. Она нуждалась в большем, чем слова, большем, чем просто плечо для выплакивания: в ком-то или чем-то, на что можно выплеснуть ярость, - на политиков, на систему.